Из газеты «Русский вестник» от 30 июня 1924 года.

Как сообщают из Тибета, специальная международная комиссия по альпинизму так и не смогла прийти к окончательному решению, по поводу признания факта покорения вершины Эвереста, британскими спортсменами Джорджем Мэллори и Эндрю Ирвином. Напомним, что 6 июня этого года британцы предприняли попытку восхождения на высочайшую вершину мира. Двигаясь по северо-восточному хребту, они достигли отметки 8500 метров. Этот факт был зафиксирован на кинопленку третьим членом экспедиции Ноэлем Оделлом. Из-за неисправности кислородного аппарата он не смог участвовать в заключительном подъеме, и вынужден был остаться дожидаться своих товарищей.

По словам Оделла, Мэллори и Ирвин продолжая свое восхождение, скрылись в окутавшей вершину облачности, и больше он их не видел. Прождав безрезультатно несколько часов у отметки 8500, спортсмен спустился в лагерь, опасаясь холода наступившей ночи. Оделл полагал, что ночь застигла его товарищей на вершине, и вынужденные заночевать там, днем они вернуться в лагерь. Однако, в течение дня, к лагерным палаткам никто из спортсменов так и не пришел. Обеспокоенный спортсмен попытался организовать поиск своих товарищей, но из-за требования шерпов увеличить их гонорар, а также из-за спустившегося с вершины тумана, поисковая экспедиция была отложена. Только 8 июня, шерпы с Оделлом выступили на поиски пропавших альпинистов и вскоре, на высоте 8155 метров было обнаружено тело Мэллори, запутавшееся в страховочной веревке. Второй альпинист, Ирвин, не был найден, только на высоте 8300 был обнаружен его ледоруб.

В карманах костюма Мэллори были найдены защитные очки, что по утверждению Оделла говорит, что спортсмен погиб в темноте, при спуске с покоренного им Эвереста. В пользу этой версии говорит отсутствие в карманах Мэллори британского флага и фотографии его жены Рут, которые он хотел оставить на вершине, однако не все члены комиссии согласились с этим утверждением Оделла. Окончательное решение будет принято комиссией в Лондоне, куда она уже отправилась вместе с останками погибшего альпиниста. Поиски тела Эндрю Ирвина продолжатся следующим летом. Сейчас в Гималаях наступил сезон дождей.

Глава Х

Мене, текел, фарес

Точно также как в мае победные лавры сопутствовали капитану Рокоссовскому на сопках Маньчжурии, так и полковнику Покровскому сопутствовал успех на равнинных просторах Китая. После проведения перегруппировки своих сил, армия генералиссимуса Сунь Ятсена начала свой легендарный поход на север. Однако ещё до того как вновь застучали пулеметы и загремели ружья, в главном штабе Гоминьдана произошла настоящая битва между генералом Чан Кайши и русским советником Владимировым.

Завершив изгнание противника из Гуандуна, бригадный генерал Ван Сун предлагал перенести действия вглубь страны, тогда как командующий войск Гоминьдана проповедовал противоположную точку зрения.

— После очищения провинции от чжилийцев, нам необходима передышка в боевых действиях. Ни о каком наступлении в данный момент не может быть и речи. Наши армии устали и их солдатам требуется отдых. О походе на врага можно будет говорить только во второй половине года и никак не раньше, — заверял своих слушателей Чан Кайши на совещании у Сунь Ятсена.

— От чего они устали, позвольте вас спросить, генерал. От побед? — Покровский иронично поднял бровь, — обычно солдаты устают от тягот непрерывных сражений и горечи поражений. Ничего этого мы у нашего войска не замечаем. Достаточно переформировать часть соединений нашей армии и можно выступать в поход.

— Господин Ван Сун очень хочет добыть новую славу на полях войны, что он так рьяно рвется в бой против врагов? — ядовито спросил Чан Кайши.

— Сейчас самый выгодный для похода момент, господин командующий. После одержанных побед наши войска на подъеме, тогда как армии чжилийцев испытывают свои не самые лучшие дни. Пока главные силы противника прикованы к Пекину для сдерживания войск Чжан Цзэминя, мы имеем отличную возможность, не только потрепать его южную армию, но и нанести удар в самое сердце чжилийцев — Ухань.

При упоминании главной вотчины вождя чжилийцев Пэйфу, по комнате прокатились приглушенные крики удивления. Словно не замечая подобной реакции китайцев, Покровский невозмутимо продолжил изложения своего плана.

— Однако это только часть того, что мы должны сделать в этом году, господин генералиссимус. После захвата Ухани, следует расширить зону нашего контроля на побережье, и подчинить себе такие города как Нанкин и Шанхай.

— То, что предлагает этот человек совершенно невозможно! — гневно воскликнул Чан Кайши. — В нашем распоряжении нет и ста пятидесяти тысяч человек, тогда как у противостоящих нам чжилийцев под ружьем более трехсот тысяч! Это авантюра!

Услышав эти слова, Сунь Ятсен бросил на своего командующего недовольный взгляд, но не одернул не в меру разволновавшегося генерала.

— Для разгрома противника будет вполне достаточно ста тысяч солдат. А что касается обвинений в авантюризме, то мне его приходилось слышать в этих стенах и прежде. Мне постоянно твердили о неприступности крепости Вэйчжоу, а мы её взяли! Очень многие сомневались, что Гуандун будет очищен от врага до конца года, а мы изгнали его из провинции за один месяц! — Покровский окинул комнату торжествующим взглядом, заставив многих китайцев стыдливо потупить свои взоры в пол.

— Я уже говорил ранее и повторяю снова, нельзя упускать шанс, любезно подаренный нам судьбою. Выступать в поход на врага нужно в мае, во второй половине года ситуация может измениться и совсем не факт, что в нашу пользу.

— Мы охотно верим вам господин цзян-цзюнь, но как можно ручаться за успех дела, когда наша армия так сильно уступает врагам в численности? Ведь чжилийские войска не только имеют трехкратное превосходство над нами, но ими командуют такие опытные генералы как Пэйфу и Сунь Чуаньфан, — озабоченно спросил Сунь Ятсен.

— Если заниматься простым арифметическим счислением, то противник действительно сильнее нас. Но при этом совершенно не учитываются два очень важных фактора. Во-первых, при всей её силе и мощи, у чжилийской клики нет единого командования, а между её генералами и маршалами постоянно идет тайная вражда. Всем известно, что «нефритовый маршал» и «нанкинский воевода» не сильно ладят друг с другом. Каждый из них не поспешит прийти на помощь друг другу в случае беды, а будут спокойно выжидать развития событий. Это позволит нам разбить их по частям и, следовательно, нашему ударному кулаку будут противостоять не триста тысяч, а только сто пятьдесят тысяч солдат.

Засунув пальцы за ремни своего походного френча, Алексей Михайлович спокойно и уверенно излагал свою аргументацию, и от каждого переведенного его слова, на лице у Чан Кайши проступали красные пятна. Он был в корне не согласен с планом Покровского, но ничего не мог толком противопоставить русскому советнику. А тот, тем временем, неторопливо продолжал свою речь.

— Во-вторых, у солдат противника низкий моральный дух. Их главный духовный стимул личное благополучие и личная выгода, тогда как у солдат и командиров Национально-революционной армии стоят высокие моральные ценности. Ради воплощения их в жизнь, они уже одержали ряд побед над врагом и готовы сражаться за них до конца. И это не просто слова. Спросите любого генерала, и он скажет, что солдат, идущий в бой за идею, стоит трех сражающихся за деньги или по приказу. И этот фактор не только уравновешивает наши силы, но и дает преимущество над противником. Таковы мои аргументы, господин генералиссимус, — закончил свою речь Покровский, специально подчеркнув чин Сунь Ятсена, недавно присвоенный ему революционной партией за успехи в борьбе с чжилийцами.

Это было не столько признанием заслуг вождя Гоминьдана, сколько его ловкая попытка приуменьшить роль окружавших его военных. Борясь с милитаристами-генералами, Сунь Ятсен испытывал серьезные трения с собственным военным окружением. Последние успехи помогли китайскому вождю противостоять их скрытому давлению.