В дверь стучатся. По одному только звуку костяшек о дерево Эльвина понимает, кто пришел:

— Проходи, Эрмин.

Ее единственный за очень много лет сын Эрмин кашляет:

— Матушка, вы... оденьтесь, прошу вас.

Эльвина не отрывается от зеркала, грациозно вертится, нащупывая себе бедра. Слышит как ее сын отворачивается, чтобы не смотреть на обнаженное тело родной матери.

— Тебя так легко смутить, сынок. Неужто ты так падок на красивых женщин, что сразу теряешься?

— Нет, матушка, не падок. Дети не должны видеть своих родителей без одежды.

Эльвина резко разворачивается, подходит к сыну, кладет ему руку на плечо:

— Кто тебе сказал такую глупость, сынок?

— Никто. Я сам это знаю.

— Представь, что ты живешь тысячу лет. Неужели тебя будет волновать такая глупость? В первую очередь ты эльф, не забывай этого. Ты знаешь почему наши маги считаются самыми сильными в Варгоне. Потому что мы лишены человеческих предрассудков и их болезней от кровосмешения. В эльфийской природе заложена огромная сила и если бы я не обручилась с твоим отцом, то меня отдали бы собственному брату. Ты знал, что мой отец является мне еще и старшим братом.

Конечно же, он не знал. Даже не видя лица сына, Эльвина чувствует, что у него дернулся глаз. Эдмунд повлиял на мальчика сильнее, чем она думала.

— Мы живем по законам людей. Если я буду править ими, как эльф, то долго моё правление не продлится.

Эльвина улыбается, возвращается к зеркалу, подбирает платье и одевается.

— Ты совершенно прав, сынок. Но не забывай, что полуэльфы живут долго только если считают себя эльфами. Ты можешь говорить людям что им хочется услышать, но не должен забывать, кто ты. Достаточно засомневаться в своем эльфийском происхождении, как ты начнешь стареть и умрешь лет через двести, может триста. Обернись.

Эрмин оборачивается. В отличие от своего отца у него не хватает силы воли, чтобы не стрельнуть глазами по ее телу в полупрозрачном платье.

— Матушка, ну я же прос...

Эльвина мгновенно оказывается рядом с сыном, прислоняет палец к его губам:

— Перестань думать о глупостях. Тебе всего шестнадцать — по моим мерка ты только что вылез из утробы. Какая мать будет переживать как она выглядит перед младенцем? — вздыхает. — И таких вот детей люди ставят у власти. Как мне привить в тебе разумность, если ты еще даже не сделал своего первого шага? Но хватит об этом... Ответь мне сынок, почему Римус еще жив? Неужели я поручила тебе слишком сложное задание? Ты обязан уметь справляться с подобным без моей помощи. Разве я плохо наставляла тебя? А может... ты пожалел глупого человеческого отпрыска?

Эрмин опускает голову, но мать резко вздергивает его за подбородок:

— Никогда не отводи взгляда от сложного собеседника.

— Матушка, я... поручил Римуса... одному человеку. Но всё пошло не по плану, он зачем-то нанял обычных головорезов, хотя я думал, что он займется им сам. Те, разумеется, наделали ошибок. Им помешал какой-то темный маг...

Эльвина резко отворачивается от сына, чувствуя не себе его взгляд где-то ниже, чем дозволено человеческими принципами морали:

— Ты нанял паука, сынок... Что ты им поручил?

— Откуда ты знаешь?

— Не переживай, я не следила за тобой. Псионика мне не нужна, чтобы читать мысли, хотя твой отец в этом часто сомневается. Твое тело и речь говорят сами за себя. А еще ты должен был справиться, а если нет... Значит вмешался тот, кого я не учла. Поверь мне, таких очень немного. Скажи мне, что ты поручил пауку?

— Я приказал ему избавиться от Римуса Галлена. Но так, чтобы никто меня не заподозрил.

— Пауки всегда выполняют свои заказы, сынок.

— Похоже, не в этот раз, мату...

Кратки миг и Эльвина опять перед сынами, чуть ли касается его лица губами, шепчет:

— Услышь меня, сынок. Они всегда выполняют свои заказы. Всегда. Они отчитались тебе о выполнение твоего поручения?

— Да, матушка... Сказали, что всё прошло успешно, а потом пропали. Но я не понимаю... Если они всегда выполняют заказы, то почему Римус жив и здоров? О чем ты говоришь?

— Пауки никогда не врут. Они хитрят. Подумай, сынок... Подумай...

Слишком долго ее сын думает. Моргает чаще чем следует, морщится. По его лицу легко прочитать мысли:

— Матушка, я не могу тебя понять. Ты считаешь, что пауки убили Римуса? А кто тогда сейчас пьянствует в Гнезде? На нем еще вчера были родовые печати, он точно не чья-то иллюзия или что-то в этом роде. Что происходит-то?

— Не знаю.

На лице Эрмина отчетливо читается недоумение. Ведь он первый раз слышит, чтобы его матушка чего-то не знала.

Она отстраняется от него, говорит еле слышно.

— Главное, что "что-то" происходит. Что-то очень странное... Отныне я лично займусь Римусом и всеми Галленами. Ты же постой в стороне и жди от меня вестей.

— Не понимаю, матушка. Что ты собираешься делать?

— То, что тебе знать не следует, мое маленькое и глупенькое человеческое дитя. Запомни только одно. Никогда больше не имей дела с пауками. Никогда, ты понимаешь? У эльфийского народа с ними древнейшая договоренность. Они не вмешиваются в наши дела, а мы в их. Они воспользовались тобой. Тем, что ты официально не состоишь в ветвях эльфийской аристократии, но разделяешь наши интересы в землях людей.

Мать видит, что Эрмин совершенно не умеет держать мимику под контролем:

— Но...

— Уходи, сынок. Мне нужно подумать.

Вскоре Эльвина остается одна, вновь обнажается перед закалом. Она проводит руками по бедрам, талии, груди, шеи, ласково касается длинных ушей. Давно она не чувствовала такого азарта от непонимания, что происходит. Томно шепчет:

— Римус... Галлен... избавились, значит... но не убили?..

Дмитрий Ра

Гильдия Злодеев. Том 2

Глава 1

Костя резко затихает, говорит спокойным голосом:

— Рано или поздно все, у кого хватает мозгов, доходят до этого, мастер. Анклав не прощает глупцов. Когда мы заключили контракт, я рассказал вам все правила. Если бы вы слушали внимательно, то поняли бы намного быстрее, что такое — Великий Анклав.

Торн встает. Его лицо становится непроницаемым:

— Вы собираетесь приносить жертвы этой древней твари, Римус? — кивает на череп. — Людей?

Киса замирает и даже не дышит. Смотрит то на меня, то на Торна.

Подхожу ближе к гвардейцу:

— Верно, мой дорогой друг. Я буду расплачиваться за анклав чужими жизнями. Считай, что это, — обвожу руками пещеру, — моя Гильдия Злодеев. Я вижу в анклаве огромнейший потенциал. И собираюсь им воспользоваться по полной. Ты со мной?

Ни одного мускула не дрогнуло на лице Торна:

— Хотите узнать, с вами ли я? Хм… Мне и правда есть что сказать по этому поводу, Римус. Возможно, вам мои слова не понравятся.

— Торн, давай без этого. Говори.

— Хм… хорошо. Я еще ни разу не подвёл вас за эти дни. Я знаю ваши тайны. Перстень. Потеря памяти. Анклав. Вы мне доверяете, но сейчас спрашиваете, есть ли у меня проблемы с еще одной вашей тайной — жертвоприношения тёмному магу. Спрашиваете, буду ли я и дальше с вами…

— К чему ты клонишь?

— К тому, что сначала выпустите меня отсюда, а потом спросите ещё раз, буду ли я и дальше служить человеку, который приносит в жертву людей.

Череп хрюкает:

— Справедливо, добрый рыцарь. Мастер, он дело говорит. Вы очень комфортно устроились. Требуете ответа от заключенного. Рыцарь прекрасно понимает, что если он пошлет вас, то вы запрёте его здесь вместе с Кисой. А может, и убьете.

Воу, Ден, ты посмотри, что творится. А ведь они правы. Легко требовать верность от человека, у которого на это только два ответа. Либо сдохнуть, либо упасть в ноги. Даже если он скажет «да, мне пофиг на жертвы, я ваш гвардеец», то искренности в этих словах не будет. Потому что он мой заложник.

Прошло всего три дня, но за это время Торн много раз доказал мне свою верность. Мало того, никому не рассказав про перстень и Анклав, он сам стал соучастником преступления. В ведь у него… семья, которой надо помогать. И он не знает, смогу ли я оплатить ему жалование, и сам за себя отдает последние гроши за комнату в Стреломёте.