«Статуэтка» выпадает из рук...

Стою, тяжело дышу, не в силах оторвать взгляд от истекающего кровью уродливого старика.

Мысли понемногу возвращаются...

— Кх-м, парень, я бы посоветовал потоптаться на его башке, пока из нее не вытечет что-то серое...

Медленно поворачиваю голову в сторону говорящего:

Сердце забилось еще сильнее.

— Ты... — еле двигаю онемевшим языком.

— Да-да, я череп. Говорящий. Опасности тебе не представляю. Так что, будешь его топтать? Не сомневайся, он бы с тобой так и поступил.

Сглатываю мерзкий ком. Глаза меня не обманывают. В углу пещеры нет ничего, кроме человеческого черепа. И голос исходит из него, хотя он не шевелится.

Это... какая-то... хрень... Может это пранк? В черепе микрофон? Вот только кто рискнул так со мной шутить?

Втягиваю носом воздух.

Нет. Не пранк.

Я точно знаю, как пахнет настоящая кровь. Да и поздно об этом думать, после того, как размозжил голову актеру.

Та-а-ак, ладно. Главное не показывать эмоций. Никакого страха, никаких сомнений. Покажешь слабину — сожрут.

Киваю на старика:

— Зачем его топтать? Он разве ещё жив?

— Не-а. Но мне бы полегчало.

Что с этим черепом не так? Ну кроме того, что он вообще череп.

Спокойно, Ден. Ты знаешь, что в такие моменты главное спокойствие. Это только в кино кажется, что «я бы вот так сделал» и «какие-же они дебилы». В реальности всё иначе. И не дай никакая высшая сила начаться зомби апокалипсису. Потому что любители этой темы сдохнут первыми. Именно потому, что «в кино я бы сделал как профи».

Делаю глубокий вдох, выдох...

Как же тут мало света...

Подхожу к старику, проверяю пульс. Коньки он точно отбросил. Жалости никакой не испытываю. Какой-то некромант, похищающий людей — такой себе предмет жалости. Да и кроме жалости у меня сейчас достаточно геморроя.

— А вдруг не помер? Ты бы потоптался, парень...

Не обращаю внимания на череп. Он слишком фантастический, поэтому оставлю его на потом, когда психика окрепнет на новую реальность. Нужно адаптироваться. Как дайвер, понемногу задерживающийся на разных глубинах, чтобы не словить кессонную болезнь.

Вторым делом осматриваю себя, так как ранее заметил что-то странное. И...

Твою же... мать...

Тут уже пранком не отмажешься...

Я и правда толстяк. Жирный живот свисает складками, пальцы как сосиски. Щеки пышные, как поролоновые яблоки.

А я-то еще подумал, чего мне так тяжело даются любые движение. Думал затекло что или просто устал. А тут сто пятьдесят килограммов жира...

Осматриваюсь в поисках зеркала... Не нахожу. Зато бутылки с эмбрионами точно оказались бутылками с эмбрионами, а с не с бабушкиными соленьями. Подхожу к одной из самых больших. Стараюсь фокусироваться не на плавающем в формальдегиде нечто, а на отражении себя.

— Ну, здравствуй, пятачок, — грустно приветствую я нового себя.

Какое-то время молчу, вздыхаю, всматриваясь в отражение.

— Могло быть и хуже, — профессорски комментирует череп. — Например, бездомный с гангреной обеих рук. Или портовая проститутка с виноградной лозой между ног. А тут всего лишь откормленный окорок...

Отречено перевожу взгляд на череп, валяющийся в углу:

— Где я? Кто я? Кто ты? Как можешь разговаривать? Что вообще происходит?

— Сколько вопросов. Сначала подбери меня и поставь во-о-он на ту штуку, которой ты убил моего бедного хозяина.

Вот ведь...

Подхожу к статуэтке, оказавшейся подставкой для черепа. Подбираю, осматриваю. На вид ей пару миллионов лет. Штырь сверху насаживает на дыру в черепе, где должна быть шея у «здоровой головы». Пищевод, вроде. Или трахея.

Нервно усмехаюсь:

— Ты меня не укусишь? Может проклянешь там? Или еще чего?

— Нет, что ты, парень. Я вообще-то очень добрый.

Разумеется, череп я в руки не беру. Подцеплю подставкой и ставлю на стол, заваленный свитками и какими-то алхимическими приблудами. Тут же какие-то мисочки и баночки с ингредиентами, состав которых я узнавать пока не готов.

— Вообще-то, парень, это некультурно. В нашем мире не принято прикасаться друг к другу с таким омерзением.

— Я тебе не доверяю. Меня можно понять, согласись.

— Можно. Я бы на твоем месте тоже не доверял говорящим черепам.

— Ты обещал ответить на вопросы.

— Вообще-то не обещал. Я лишь попросил, чтобы ты поставил меня на эту штуку.

Хм, а черепушка и правда не самый приятный собеседник. Кстати, это он или она? По сухому голосу хер поймешь.

— Как ты разговариваешь? Это... магия? Или типа того?

— «Типа того». В твоем мире такого нет, я знаю.

В моем мире?

Так, ладно. Болтающая кость будто больше тянет время, чем помогает. Попробую разобраться сам...

Игнорируя черепушку, обхожу пещеру и понимаю, что выхода из нее нет. Повсюду только голые стены, грубые столы, стеллажи с макулатурой, валуны и непонятные маринованные хреновины, разглядывать которые совсем нет желания. Так и кажется, что какая-нибудь медуз оживет и выпрыгнет, если долго в нее всматриваться.

Язвительность в голосе черепа прибавляется:

— Вижу ты в замешательстве, парень...

Хмыкаю. Это мягко сказано. Сердце до сих пор выламывает ребра, а мозги путаются. Но, в целом, мне уже легче. По крайней мере, чувствую себя реальным, а не пациентом-психопатом.

— Есть такое дело, — соглашаюсь я, вглядываюсь в потолок.

Не вижу ничего, кроме сталактитов, грозящихся свалиться на голову. Странно. И неприятно. Ощущение, что я огромном гробу. Будто без этого проблем мало...

Череп не унимается:

— Давай поздороваемся, как у нас принято и я всё тебе расскажу.

Заговаривает зубы. Неспроста.

— Привет, — сухо отвечаю я, проводя рукой по влажному мху на камне. Нюхаю пальцы.

Гуано? Дерьмо летучих мышей? Значит выход отсюда все-таки есть?

— Э-э-э, нет. Подойди и погладь меня.

Перевожу взгляд на череп:

— Не понял?

— А ты недалекий, да? Подойди, погладь меня. У нас так принято. Знак уважения. Если откажешься, можно и нарваться. У меня терпение скоро закончится.

Хм. Подозрительно.

— Значит, ты хочешь, чтобы я до тебя дотронулся, верно?

Если бы черепа выражали мимику, то сейчас он «закатывает глаза»:

— Какой догадливый. Ты верно понял. Трогаешь меня всюду, и мы становимся лучшими друзьями.

Что за фигня?

— Пожалуй, откажусь.

— Ну и зря. Тогда сгниешь тут, парень. Я бы лучше выбрал меня погладить.

Подхожу к черепу, наклоняюсь, осматриваю его со всех сторон. Вроде человеческий, но...

— Ты случаем не череп тролля? — выдавливаю сухую улыбку.

— Тролля? Нет, конечно. Что за бред? Я череп повелителя этого места. Повелителя анклава.

Повелитель? Анклав? Это он так пещеру называет? Звучит слишком пафосно для засранной летучими мышами дыры.

— Ты — повелитель анклава? А показалось, что повелителем был он, — киваю на труп старика.

— П-ф-ф-ф, не смеши меня. Мне просто не повезло заключить с ним контракт.

Кстати, надо бы старика оттащить. С огромным нежеланием хватаю тело за подмышки, оттаскиваю подальше, прислоняю к стене. В голову сразу лезут дурацкие мысли, что отсюда я могу и не выбраться. Останусь с говорящим черепом и... разлагающимся трупом.

Заключить контракт? Хм...

— А-а-а, вот оно что, — оттряхиваю руки. — Значит, я тебя коснусь, и мы заключим какой-то контракт, верно? Раз уж твой предыдущий хозяин помер. Знаешь, это звучит паршиво. Поэтому иди-ка ты в баню...

— Ты и правда догадливый. Ну как хочешь. У меня много времени. А вот у тебя не очень.

Так. Эти слова мне совсем не нравятся:

— Поясни.

— Не хочу. Посмотрю, что ты дальше будешь делать. Знаешь ли, мне очень много лет и последнюю тысячу я развлекаюсь с такими, как ты.

Провоцирует, сволочь. Заставляет нервничать. Чтобы я принял поспешное решение.

Ладно, посмотрим, что еще можно сделать...

По ощущениями добрых минут тридцать я хожу вдоль стен, нащупывая каждую щель. И ничего. Обычный камень. Ни одного дуновения ветерка. Если тут и есть какой-то скрытый проход, то он... очень хорошо запрятан. Или наверху, куда добраться невозможно.